Бремя цыган автор борис соколов, Журналистика в России | Пикабу
Алексей Есауленко. Жители Тары и района голосуют за кандидата в депутаты директора совхоза «Новологиновский» Большереченского рай- она Александра Фирстова и кандидата в депутаты Совета Национально- стей, прежде уже не раз избиравшегося туда от Омской области, министра нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности СССР Виктора Федорова. Надя действительно дружила с мальчиками и девочками из польских, еврейских, даже татарских семей. Не прошло и трех дней, как Борис представил мне кан- дидатуру выступающего.
Аполлинария так и не пришла, видно, чтобы не будить у отвергнутого жениха напрасные надежды. А Надя пришла. Но, как назло, по какой-то причине в тот раз заключенных на прогулку не выводили. На допросах она все отрицала, серьезных улик у полиции не было, и через месяц Надежду Константиновну выпустили. Однако вскоре кто-то из учащихся Смоленской школы показал, что Крупская была одним из организаторов нелегальных кружков, и 28 октября ее вновь арестовали.
Одиночное заключение на Надежду действует угнетающе. Да и тюремная пища явно не из ресторана. У Крупской начинает болеть желудок. Мать пишет прошение за прошением, чтобы Надю выпустили на свободу до суда.
Бьет на жалость чиновников департамента полиции: «Дочь моя вообще здоровья слабого, сильно нервна, страдает с детства катаром желудка и малокровием. В настоящее время нервное расстройство, а равно и общее дурное состояние здоровья, как я могла убедиться лично, настолько обострились, что внушают самые серьезные опасения. Я уверена, что каждый врач, которому поручено было бы исследование здоровья моей дочери, признал бы, что дальнейшее пребывание в заключении грозит ей самыми тяжелыми последствиями, а для меня возможностью потерять единственную дочь».
Он признал, что узница «похудела, ослабла в результате расстройства пищеварения, не может заниматься умственным трудом ввиду нервного истощения». Но на поруки в тот раз не выпустили. Дальше, однако, случилось по поговорке: не было бы счастья, да несчастье помогло. Даже не несчастье, трагедия. Народоволка Мария Ветрова сожгла себя в Петропавловской крепости.
Опасаясь, что, протестуя против тюремного режима, ее примеру последуют и другие женщины-политзаключенные, власти освободили нескольких революционерок, находившихся под следствием, в том числе и Крупскую. Из членов «Союза борьбы» на воле почти никого к тому времени не осталось.
Надежде Константиновне присудили трехлетнюю ссылку в Уфимскую губернию. Ульянова же несколькими месяцами раньше сослали в село Шушенское Минусинского уезда Енисейской губернии.
Крупская попросилась к Ильичу, заявив, что она — его невеста. Елизавета Васильевна отправилась вместе с дочерью. Отмечу, что не все Ульяновы были в восторге от внешности невесты.
Например, сестра Владимира Ильича Анна Ильинична. В феврале года Надежда Константиновна с некоторой обидой писала другой сестре своего жениха, Марии Ильиничне: «Поцелуйте А. Ленин к этой особенности внешности будущей супруги относился с легкой иронией, присвоив Крупской соответствующие партийные клички: Рыба и Минога. Вот что она вспоминала: «Мы приехали в сумерки; Владимир Ильич был на охоте. Мы выгрузились, нас провели в избу. В Сибири — в Минусинском округе — крестьяне очень чисто живут, полы устланы самоткаными дорожками, стены чисто выбелены и украшены пихтой.
Комната Владимира Ильича была хоть невелика, но также чиста. Нам с мамой хозяева уступили остальную часть избы. В избу набились все хозяева и соседи и усердно нас разглядывали и расспрашивали. Наконец, вернулся с охоты Владимир Ильич.
Удивился, что в его комнате свет. Хозяин сказал, что это Оскар Александрович ссыльный питерский рабочий пришел пьяный и все книги у него разбросал. Ильич быстро взбежал на крыльцо. Тут я ему навстречу из избы вышла. Долго мы проговорили в ту ночь». Два месяца спустя, 10 июля, они с Владимиром Ильичом обвенчались в местной церкви. Разумеется, таинству брака революционеры никакого значения не придавали.
Свершить обряд их вынудило то, что лишь церковный брак признавался в России законным. Позднее Надежда Константиновна так описывала сложившуюся ситуацию: «Мне разрешили поехать в Шушенское под условием повенчаться. По тогдашним законам, сопровождать мужей в ссылку могли лишь жены. Когда я жила в Шушенском, месяца через два пришла официальная бумажка с предложением повенчаться или ехать в Уфу.
Мы посмеялись и повенчались. Были мы мужем и женой и хотели жить и работать вместе». А Ульянов писал матери 10 мая года: «Анюта сестра. Я вовсе не расположен допускать сие, и потому мы уже начинаем «хлопоты» главным образом прошения о выдаче документов, без которых нельзя венчать , чтобы успеть обвенчаться до поста до петровок : позволительно же все-таки надеяться, что строгое начальство найдет это достаточно «немедленным» вступлением в брак?!
Ульянов подал прошение Минусинсхому окружному исправнику, добиваясь присылки разрешения «свидетельства» на вступление в брак, но ответа не получил. Пришлось 30 июня года обратиться к полицейскому начальнику Енисейской губернии: «Это непонятное промедление получает для меня особенное значение ввиду того, что моей невесте отказывают в выдаче пособия до тех пор, пока она не выйдет за меня замуж… Таким образом, получается крайне странное противоречие: с одной стороны, высшая администрация разрешает по моему ходатайству перевод моей невесты в село Шушенское и ставит условием этого разрешения немедленный выход ее замуж; с другой стороны, я никак не могу добиться от местных властей выдачи мне документа, без которого вступление в брак не может состояться; и в результате всего виновной оказывается моя невеста, которая остается без всяких средств к Существованию».
Вскоре после этого разрешение было получено. Начальство убедилось, что «административно-ссыльный» юридически подкован недаром подписался как «помощник присяжного поверенного» , и волокита здесь ни к чему. Очевидно, минусинский исправник просто рассчитывал получить взятку за требуемый документ.
Но губернское начальство сочло, что тут поставлена под угрозу репутация «высшей администрации», и затягивать дело не стало. Кстати, боюсь, что в советское время аналогичное нелепое разрешение на что бы то ни было человек мог получать не два месяца, а и полгода, и год, и никакое юридическое образование ему бы не помогло.
Возможно, царская бюрократия все же была милосерднее коммунистической. Да и законы до года, пусть и далекие от правового идеала, соблюдались лучше, чем после этой роковой для России даты. Достать золотые обручальные кольца в Шушенском не было возможности, а съездить за ними в Минусинск не разрешил исправник.
Выручил все тот же Оскар Александрович Энгберг, который, действительно, во хмелю был буен, но зато имел золотые руки. Добряк эстонец изготовил кольца из медного пятака.
Здесь мы на время оставим Надежду Константиновну в один из счастливейших дней ее жизни. Пора представить другую героиню нашего рассказа. Инесса Арманд родилась шестью годами позднее Крупской и совсем в другой стране.
Его жена Натали родила девочку. В выписке из книги записей актов гражданского состояния префектуры го округа Парижа говорится: «9 мая года в 3 часа 15 минут после полудня сделана запись в книге актов о рождении Элизы, девочки, родившейся вчера в два часа дня по улице де ля Шапель, 63, — дочери Теодора Стефан, оперного певца, в возрасте двадцати четырех лет, который признал ребенка, и Натали Вильд, не имеющей профессии, в возрасте двадцати четырех лет, не состоящих в браке».
Позднее Теодор и Натали вступили в законный брак, обвенчавшись в церкви святой Марии в маленьком английском городке Ньюингтоне. Как и мать, малышка была крещена в англиканскую веру под именем Инесса-Елизавета. Ее национальность определить затруднительно. Отец — француз. Мать, урожденная Вильд Уайльд , — англичанка по отцу, француженка по матери.
Иногда отца Натали называют шотландцем, но оснований для этого нет — ведь шотландцы редко бывают англиканского вероисповедания. Должен заметить, что о родителях Инессы Арманд, в отличие от родителей Надежды Крупской, мы сегодня знаем немного.
Родным языком для Инессы-Елизаветы сначала стали французский и английский, но очень скоро она очутилась в России, где русский фактически сделался для нее третьим родным языком. Этим переменам в ее судьбе предшествовали трагические события. Вскоре умер отец, оставив вдову с тремя детьми без средств к существованию. Чтобы заработать на жизнь, Натали сделалась учительницей пения, но денег все равно катастрофически не хватало.
Чтобы облегчить бремя, свалившееся на молодую вдову, Инессу взяла на воспитание тетка, преподававшая в Москве в богатых семьях французский и музыку. Она привезла племянницу в Россию, когда той не исполнилось еще и трех лет.
Вместе с Инессой жила также ее бабушка. Они вместе с теткой стремились воспитать из сироты благородную девицу, любили ее, но держали в строгости, стараясь оградить от «вредных влияний».
Даже роман Достоевского «Преступление и наказание» был запретным чтением. Как говорила потом Крупская, Инессу воспитывали «в английском духе, требуя от нее большой выдержки». Однако никакие ограничения не помешали девочке развивать свои выдающиеся способности. К трем родным языкам она довольно быстро добавила немецкий, хотя владела им не так свободно, как, например, французским.
С шести лет, сразу по приезду в Москву, Инессу стали учить музыке. К этим занятиям она проявляла большую склонность, превосходно играла на рояле. Юная воспитанница много читала. И очень рано начала чувствовать, что этот мир устроен несправедливо. Крупская вспоминала, явно со слов самой Инессы: «Пятилетней малышкой она вступилась за прислугу, которой делают выговор за плохо приготовленный обед. С ранних лет Инесса стремилась к установлению справедливости, к защите тех, кто был обижен богатыми, кто так или иначе пострадал от властей.
В 17 лет Инесса, как и мать Крупской, успешно сдала экзамены на звание домашней учительницы.
А в 19 в ее жизни произошло счастливое событие: Инесса вышла замуж за Александра Арманда — представителя династии известных московских текстильных фабрикантов.
Жених был на пять лет старше невесты. После венчания в метрической книге Николаевской церкви села Пушкина за год появилась стандартная запись: «Приходский священник Игнатий Казанский с причтом совершил 3 октября бракосочетание потомственного почетного гражданина, Московской I гильдии купеческого сына Александра Евгеньева Арманда, православного вероисповедания, первым браком — с французской гражданкой, девицей, дочерью артиста Инессой-Елизаветой Федоровной Стефан, англиканского вероисповедания».
Инесса и Александр познакомились и подружились еще в детстве. Тетка Инессы была гувернанткой в семье Армандов, и племянница жила и воспитывалась вместе с хозяйскими детьми. Арманды были обрусевшими французами, давно уже принявшими православие. Основу их империи составляли шерстоткацкая и красильная фабрики в селе ныне — городе Пушкино, расположенном по Ярославской железной дороге на й версте от Москвы.
Главой клана был мануфактур-советник и потомственный почетный гражданин Евгений Евгеньевич Арманд. Ему принадлежал торговый дом «Евгений Арманд с сыновьями», а также поместья, доходные дома и иная недвижимость.
Сыновья и племянники Евгения Евгеньевича управляли фабриками и вели значительную торговлю, как в России, так и за границей. Не чужды были Арманды и либеральным настроениям, много средств отдавали на благотворительные цели. Не обижали и собственных рабочих. Сохранились воспоминания работников пушкинских фабрик о Евгении Евгеньевиче и Александре Евгеньевиче: «Они близко соприкасались с рабочими.
Их уважали»; «Арманд всегда шел на уступки». Хотя заработки текстильщиков в конце XIX века были примерно вдвое ниже, чем у рабочих-металлистов, самых высокооплачиваемых в ту пору, на жизнь хватало. Хотя, разумеется, между образом и уровнем жизни ткачей и красильщиков и их хозяев лежала пропасть. После свадьбы Инесса и Александр поселились в подмосковном имении Армандов Ельдигино.
Часто наведывались в Пушкино, где был роскошный семейный особняк и устраивались приемы, на которых русское хлебосольство сочеталось с французской непринужденностью. Казалось, наяву повторилась история бедной Золушки, нашедшей прекрасного принца. Молодые любили друг друга, были счастливы, капитал Александра избавлял от забот о хлебе насущном.
Но Инесса совсем не традиционно понимала сказку Шарля Перро. Весной года она писала мужу из Швейцарии: «Милый, тут очень прекрасно, но как я буду рада, когда снова буду в Ельдигино! Как говорит Жером один из швейцарских знакомых. Я знаю, может, только двух или максимум трех, которые были бы довольны своим положением и своей жизнью: да и то они, пожалуй, притворяются…» Инесса была таким неспокойным, ищущим человеком.
Вот и искала она себе занятие, чтобы помочь униженным и оскорбленным, чтобы не тяготиться богатством в море нищеты и страданий. У Инессы и Александра было пятеро детей. Они в них души не чаяли. Но уже рождение в году первенца, названного в честь отца Александром, оказалось связано у Инессы с тяжелым духовным кризисом. До этого она верила в Бога, с радостью исполняла все православные обряды. Но Инессу потрясло, что женщине запрещено заходить в церковь в первые шесть недель после рождения младенца.
Как вспоминала Крупская: «Волнуясь, стала она пересматривать свое мировоззрение, и прежняя наивная вера ушла в область прошлого». Такое же потрясение, повлекшее пересмотр взглядов на религию, испытала, как мы помним, и сама Надежда Константиновна, только в гораздо более раннем возрасте. В Ельдигине Александр открыл школу для крестьянских детей, где Инесса была учительницей и официальным попечителем. Она также стала активным участником «Общества улучшения участи женщин», боровшегося с проституцией.
В году она даже стала председателем его московского отделения, хотела выпускать печатный орган общества, но так и не смогла получить на это разрешение властей. Крупская в статье, посвященной памяти своей подруги, отмечала тот переворот, что произошел в душе Инессы: «Темные стороны жизни почти не касались ее лично. Но когда она сталкивалась с ними, она глубоко возмущалась. Она никак не могла, например, примириться с тем, что существует проституция.
И Инесса начала работать в московском обществе «по улучшению участи женщин» в отделе по борьбе с проституцией. Она подходила к проституткам не как дама-благотворительница, а как чуткий человек, понимающий чужое горе и нужду. Эта работа наталкивает ее на ряд новых для нее мыслей. Она видит подноготную буржуазного строя, видит нищету, беззащитность трудящихся. С другой стороны, она внимательно всматривается в отношение буржуазного общества к женщине, начиная понимать связь между буржуазным укладом и проституцией.
Что же надо сделать? Работа благотворительного общества по помощи проституткам все меньше и меньше удовлетворяет ее. Она видит невозможность помочь делу путем благотворительности. Надо что-то другое. Спросить разве Льва Толстого? Что он посоветует? Один из активных и искренних работников общества отправляется к Толстому. Толстой раздражается: «Ничего из вашей работы не выйдет, так было до Моисея, так было после Моисея, так было, так будет».
Инесса видит, что не у Льва Толстого найдет она ответ на вопрос, как помочь делу, — перечитывает Толстого и находит в его произведениях отражение тех взглядов на женщину, с которыми она борется, которые она страстно ненавидит. Это производит на нее такое впечатление, что она престает замечать сильные стороны Толстого.
Ответ на мучившие ее вопросы Инесса находит в социализме. Только социалисты смотрят на женщину как на товарища, только они стоят за настоящее проведение до конца равноправия. Только тогда, когда осуществится социализм, — отомрет проституция; только тогда, когда женщина перестанет быть рабыней. И социалисты идут стройными организованными рядами к цели — мужчины и женщины, рука об руку.
Вот где разрешение вопроса «Что делать? Интересно, что сама Надежда Константиновна тоже обращалась к Толстому. В году гимназистка Крупская писала Льву Николаевичу в Ясную Поляну, что готова взяться за предлагаемое им дело — исправление переводных книг, издаваемых для народа книгоиздателем Иваном Сытиным.
Надя признавалась: «Последнее время с каждым днем живее и живее чувствую, сколько труда, сил, здоровья стоило многим людям то, что я до сих пор пользовалась чужими трудами. Я пользовалась ими и часть времени употребляла на приобретение знаний, думала, что ими я принесу потом какую-нибудь пользу, а теперь я вижу, что те знания, которые у меня есть, никому как-то не нужны, что я не умею применять их к жизни, даже хоть немножко загладить ими то зло, которое я принесла своим ничегонеделанием, — и того я не умею, не знаю, за что для этого надо взяться…» Толстой прислал Наде «Графа Монте-Кристо» Александра Дюма.
Девушка с увлечением занялась исправлением перевода, т. Вскоре она отослала рукопись Толстому. Но еще в процессе работы поняла, что такими «малыми делами» зло из мира не устранишь. И в конце концов обратилась к социализму. Инесса тоже отвергла философию Толстого, но, вопреки тому, что утверждала ее старшая подруга и соперница, признавала громадный художественный талант Толстого. Много лет спустя, осенью года, в письме к дочери, тоже Инессе, она подчеркивала: «Я совершенно не сторонница философии Толстого, я скажу больше — я очень не люблю его философию, так как считаю ее реакционной, от нее плесенью пахнет, но он великий художник, который удивительно верно видел жизнь и умел изобличать все ее дурные и безобразные стороны, и этим всегда толкает мысль, заставляет задуматься над жизнью, искать выхода.
Некоторые его фразы или характеристики как-то запечатлеваются на всю жизнь, иногда даже дают ей направление.
Например, в «Войне и мире» есть одна фраза, которую я впервые прочитала, когда мне было 15 лет, и которая имела громадное влияние на меня. Он там говорит, что Наташа, выйдя замуж, стала самкой. Я помню, эта фраза показалась мне ужасно обидной, она била по мне, как хлыстом, и она выковала во мне твердое решение никогда не стать самкой, а остаться человеком… Но если Толстой видит зло в настоящем, он совершенно не видит путей, благодаря которым можно бы от него избавиться.
Пока он описывает и критикует настоящее, он великолепен, но когда он говорит о путях к будущему, его выводы висят в воздухе и мало ценны для жизни и для направления ее к будущему. Его выводы все исходят из его общего мировоззрения… Это миросозерцание всегда считало любовь величайшим грехом и позором, которого люди должны всячески избегать. Это миросозерцание коренится еще в средних веках, и формально на этом воззрении зиждется основание женских и мужских монастырей.
В монастырях стремились к полному целомудрию, т. Эллины преклонялись перед красотой — на любовь они смотрели свободно, считали, что любить прекрасно, что любить надо, но в их отношении к красоте и любви было мало одухотворенного.
Они любили красоту тела, и им совершенно не нужно было «души». В современном обществе наиболее яркими представителями этого эллинства являются, пожалуй, французы. Прочитай, например, рассказы Мопассана… Каково же отношение к женщине и к любви этих двух мировоззрений? Например, как относились средневековые аскеты к женщине? Из истории мы знаем, что они ее считали орудием дьявола, посланным на землю специально для того, чтобы совращать людей с пути истины.
А воззрение на любовь? Аскетизм и может возникнуть только на почве самого грубого и примитивного отношения к любви. Ну а Толстой? Толстой, конечно, не смотрит на женщину как на орудие дьявола — для этого он все же родился слишком поздно, но взгляд его на любовь такой же грубый и примитивный, как и у средневековых аскетов, и потому-то он и протестует против опоэтизирования любви, что он не понимает ее поэзии… Эллинство красивее аскетизм ведь какое-то уродство.
Эллинство связано с представлением о красоте, о солнце, о природе — оно тесно связано с природой и похоже на прекрасный цветок, пышно расцветший внутри этой природы, но который еще мало отделился от нее, мало еще стал человеческим.
Все это красиво, но еще довольно первобытно. Отношение к женщине, несомненно, плохое. В женщине не ищут ни друга, ни товарища — в ней ищут красоты, некоторое остроумие, умение петь, играть или танцевать, одним словом, наслаждение и развлечение. В качестве жены она раба, запертая в своем доме, как в темнице, и покинутая мужем. Она существует не для себя, как и подобает человеку, а лишь для того, чтобы рожать детей и управлять хозяйством.
Тут не только об уважении, но и о любви обыкновенно не может быть и речи — она просто старшая рабыня своего супруга. В качестве гетеры она тоже раба, которая опять-таки существует не для себя, а для того, чтобы развлекать и услаждать.
Отношение и аскетизма и эллинства по отношению к женщине и любви еще грубо и примитивно — эллинство красивее, естественнее, и в нем нет того специфического привкуса греха, которое делает аскетизм особенно отвратительным… По мере того как усложнялась жизнь и отношения людей между собой, росло то, что мы называем культурой, не только мысль, но и чувство обогащалось, то, что раньше у животных и первобытных людей было только инстинктом как, например, материнство , превращалось из инстинкта в чувство с тысячью переливами и оттенками — в человеческое чувство, наконец, зарождались между людьми и новые отношения, новые чувства, которых животные и дикарь или совершенно не знают, или знают лишь в зародыше.
Любовь тоже является продуктом культуры и цивилизации — животные и дикари не знают любви, не знают того сложного «опоэтизированного», полного самого сложного психологического общения а такая любовь есть и существует ». Эти строки Инесса писала, когда ей исполнилось уже 42 года и от первого знакомства с «Войной и миром» минуло более четверти века. Она успела пережить не одну страстную любовь, вырастить детей, познать тюрьмы и горечь эмиграции. В письме Инесса предстает перед нами зрелой женщиной.
Но вряд ли стоит сомневаться, что и в 15 лет ее взгляд на любовь и место женщины в современном мире был примерно таким же. Инесса не хотела быть ни самкой, ни рабыней, ни «сосудом наслаждений». Толстой считал, что удел женщины — это семья, забота о муже и детях. Инесса же мечтала вырваться за пределы тесного для нее семейного круга. Мечтала о большой любви — сложном поэтическом и психологическом чувстве, в равной мере присущем двоим. И, казалось, обрела это чувство вместе с Александром Армандом.
Еще ей хотелось избавить мир от продажной любви, где женщина — только рабыня, только красивая игрушка. Но «Общество по улучшению положения женщин» могло помочь только очень немногим проституткам. И лишь единицы из них отказывались от древнейшей профессии. Поэтому Инесса очень скоро поверила, будто только социалисты-марксисты способны решить проблему проституции. Они создадут в будущем такое общество, где мужчина и женщина будут равноправными товарищами, а «опоэтизированная» любовь станет нормой, а не счастливым редким исключением.
А до прихода к большевикам Инессе предстояло еще два важных события. Она разочаровалась в деятельности «Общества» и встретила новую любовь. Инессе не дано было узнать, что в социалистической России проституция сохранилась, хотя официально было объявлено об ее искоренении. Прав оказался Лев Толстой: это зло существовало до Моисея, существовало после и будет существовать, пока существует человечество. Можно изменить социальные условия, но нельзя изменить природу человека.
В семействе Армандов был домашний учитель студент Евгений Евгеньевич Каммер, обучавший премудростям науки самого младшего из братьев, Бориса. В году Каммера арестовали за хранение нелегальной литературы и сослали в Елецкий уезд.
На Инессу первое знакомство с «настоящим революционером» произвело сильное впечатление. Позднее она признавалась: «Я его Каммера. Так бы хотелось иметь возможность улучшить его положение». Но до установления связи с революционными организациями прошло еще несколько лет. Только в году Инесса вошла в контакт с несколькими социал-демократами и социалистами-революционерами. Тогда же она влюбилась в младшего брата мужа — Владимира, и тот ответил ей взаимностью.
Инесса все рассказала Александру, просила понять и простить. Он понял и простил, сохранив теплые чувства к бывшей жене и брату, поддерживая их материально и заботясь о детях.
Инесса и Александр остались близкими друзьями. Поздравляя Инессу с новым, годом, Александр писал: «Хорошо мне было с тобой, мой друг, и так я теперь ценю и люблю твою дружбу.
Ведь, правда, дружбу можно любить? Мне кажется, что это совершенно правильное и ясное выражение». Оформлять развод не стали. Нужды в этом не было. К тому же расторжение церковного брака было делом трудным и связанным с рядом унизительных процедур. В году Инесса и Владимир уехали в Швейцарию. Здесь Инесса впервые серьезно занялась революционной работой.
В автобиографии она писала: «В году попала за границу, в Швейцарию, и после короткого колебания между эсерами и эсдеками по вопросу об аграрной программе под влиянием книги Ильина «Развитие капитализма в России», с которой впервые смогла познакомиться за границей, становлюсь большевичкой».
Как известно, под псевдонимом «Ильин» скрывался Владимир Ульянов. Так состоялось заочное знакомство Инессы с героем главного романа ее жизни, с тем, к кому она питала то глубоко, поэтическое и психологическое чувство, которое называют настоящей любовью и которое бывает лишь раз в жизни.
Теперь самое время вернуться к Владимиру Ильичу и Надежде Константиновне в Шушенское, где проходит их медовый месяц. Был ли их брак своеобразным революционным «браком по расчету»? Не была ли Надежда Константиновна из разряда тех фиктивных «невест», что сам же Ленин предлагал выделить членам «Союза борьбы», чтобы было кому помогать им в тюрьме и ссылке?
Или перед нами действительно романтический союз двух страстно влюбленных друг в друга людей, но не менее страстно любящих и революцию?
Те, кто Ленина терпеть не может, поддерживают слухи, что вождь величайшей как бы к ней не относиться революции XX века был банальным импотентом и, следовательно, никаких отношений сексуального характера ни с супругой, ни с кем-либо иным не имел и иметь не мог. Пожалуй, единственным аргументом тут служит отсутствие у Ленина и Крупской детей. Слухи эти, как представляется, достаточно легко опровергнуть.
Вот, например, воспоминания Крупской о жизни в Шушенском: «По вечерам мы с Ильичом никак не могли заснуть, мечтали о мощных рабочих демонстрациях, в которых мы когда-нибудь примем участие». И тут же: «Мы ведь молодожены были — и скрашивало это ссылку. То, что я не пишу об этом в воспоминаниях, вовсе не значит, что не было в нашей жизни ни поэзии, ни молодой страсти.
Мещанства мы терпеть не могли, и обывательщины не было в нашей жизни. Мы встретились с Ильичом уже как сложившиеся революционные марксисты — это наложило печать на нашу совместную жизнь и работу». В ту пору, конечно же, подробно писать в мемуарах о «молодой страсти», а уж тем более применительно к вождю мирового пролетариата, представлялось абсолютно невозможным.
Но глухое признание Крупской доказывает, что не только «мечтам о мощных рабочих демонстрациях» предавались они с Лениным в Шушенском. Любовь и революция для них слились воедино. Есть и позднейшие данные, что Надежда Константиновна имела серьёзную соперницу в их бытность за границей и еще до появления на ленинском горизонте Инессы Арманд.
В году некто Тихомирнов, командированный ЦК во Францию для поиска и покупки писем и рукописей Ленина, встретился с бывшим большевиком Г. Позднее он докладывал: «При первой встрече он показал мне очень осторожно письма, судя по всему, написанные Лениным.
Почерк, насколько я мог убедиться вчитываться в них Алексинский не давал , абсолютно схож с ленинским. Эти письма, как говорит Алексинский, писались Лениным одной писательнице, которая была в близких отношениях с ним, но не была членом партии. Лицо это не хочет передавать эти письма нам, пока жива Надежда Константиновна. Эта женщина вполне обеспечена, так как получала средства от нас из Москвы и они проходили или через Менжинского, или через Дзержинского, а сейчас получает регулярно соответствующую сумму из вклада в банке».
Мы не знаем, чем кончилась эта история, удалось ли Москве выкупить ленинские письма у безвестной французской писательницы.
Можно не сомневаться, что об этой же истории писал меньшевик Николай Владиславович Валентинов в своей книге «Встречи с Лениным»: «Только обладая множеством данных, вплоть до мелочей, можно иметь пред глазами полный, невымышленный образ человека, «сделавшего историю». С этой точки зрения могла быть интересной появившаяся в издании Bandiniere книга «Les amours secretes de Lenine» «Любовные тайны Ленина» , написанная двумя авторами — французом вероятно, он был только переводчиком и русским.
Впервые в виде статей она появилась в году в газете «Intransigeant» «Непримиримая». За книгу многие ухватились, даже много писали о ней, поверив, что у Ленина были интимные отношения с некой Елизаветой К. В доказательство авторы приводили якобы письма Ленина к этой К. Даже самый поверхностный анализ названного произведения немедленно обнаруживает, что оно плод тенденциозной и очень неловкой выдумки.
Но если у Ленина не было этой секретной любви — отсюда не следует выводить, что в течение всей своей жизни он оставался верным только Крупской и не имел связи с другой женщиной». К сожалению, в российских библиотеках отсутствует книга «Любовные тайны Ленина», равно как и газета «Intransigeant».
Но не приходится сомневаться, что одним из соавторов книги был Алексинский. А вторым, вполне возможно, — таинственная Елизавета К. Почему я пришел к такому выводу?
А потому, что, по счастью, в Российской Государственной Библиотеке бывшей Ленинской, а еще раньше — Румянцевской сохранился комплект за год «Иллюстрированной России», парижского журнала на русском языке. Там в октябрьских, ноябрьских и декабрьских номерах были опубликованы воспоминания Елизаветы К. При этом «копирайт» право на публикацию стоял довольно оригинальный: «G.
Alexinski — Intransigeant». К тому же в публикации фотографически воспроизведены фрагменты автографов ленинских писем, адресованных Елизавете К. Думаю, что память подвела Валентинова, и на самом деле «Intransigeant» впервые поместила серию статей о тайной возлюбленной Ленина не в м, а в или годах, одновременно с «Иллюстрированной Россией», или даже немного раньше ее.
Ведь, если Валентинов не ошибается в дате первой публикации книги — год, — то получается явная нелепица. Выходит, что два или три года спустя, в или в году, в Москве, еще не знали, что письма, которые Алексинский пытается продать, давно уже обнародованы, и даже зазря платили бывшей любовнице Ленина приличную пенсию?
Не исключено, что в «Intransigeant» при переводе на французский как общее содержание писем, так и, в особенности, столь ценимые Валентиновым мелочи могли быть искажены, что и вызвало недоверие Николая Владиславовича к опубликованным фрагментам. В случае, если публикация писем в «Intransigeant» происходила одновременно с публикацией в «Иллюстрированной России» или непосредственно предшествовала ей, можно представить себе следующее развитие событий.
Москва не только не стала покупать хранившиеся у Елизаветы К. К тому же начавшиеся в Москве политические процессы, в частности, осуждение на смерть старых друзей Ленина — Льва Борисовича Каменева и Григория Евсеевича Зиновьева, — могли породить у Алексинского и Елизаветы К.
Ну, как НКВД решит сэкономить на выплатах и просто уберет нежелательных свидетелей, грозящих разрушить ленинский миф? Публикация же очерка о любви Ленина и Елизаветы К. Теперь гибель публикаторов только привлекла бы к этой истории повышенное внимание зарубежной общественности. Поэтому в Москве решили сделать вид, что публикации в «Иллюстрированной России» как бы и не было. Тема отношений вождя большевиков и девушки из Петербурга на долгие годы оказалась в СССР под запретом.
Впрочем, неразбериха в СССР существовала всегда. Поэтому и такой вариант возможен, хотя он и кажется мне маловероятным. Но не только утаенная парижская любовь доказывает, что ничто человеческое Ленину не было чуждо.
В переписке с Инессой Арманд, которой мы в дальнейшем коснемся, порой проскальзывают намеки, относящиеся к интимной сфере. Что же касается бездетности Крупской, то виноват здесь не Ленин, а ее болезни. В апреле года, после отъезда из Шушенского Владимир Ильич из Пскова сообщал матери о здоровье Надежды Константиновны, находившейся тогда в Уфе: «Надя, должно быть, лежит: доктор нашел как она писала с неделю тому назад , что ее болезнь женская требует упорного лечения, что она должна на 2—6 недель лечь».
Позднее, уже за границей, у Крупской обнаружилась базедова болезнь — воспаление щитовидной железы, причем в острой форме, так что пришлось даже делать операцию. А ведь эта болезнь, как известно, тоже не способствует деторождению. Но вернемся в Шушенское. Жизнь там Ульянова и Крупской в браке она сохранила девичью фамилию напоминала едва ли не пребывание на курорте.
Такое же пособие после венчания стала получать и Надежда Константиновна. Крупская вспоминала: «Дешевизна в этом Шушенском была поразительная… Владимир Ильич за свое «жалованье» — восьмирублевое пособие — имел чистую комнату, кормежку, стирку и чинку белья — и то считалось, что дорого платит. Правда, обед и ужин был простоват — одну неделю для Владимира Ильича убивали барана, которым кормили его изо дня в день, пока всего не съест; как съест — покупали на неделю мяса, работница во дворе в корыте… рубила купленное мясо на котлеты для Владимира Ильича, тоже на целую неделю… В общем, ссылка прошла неплохо».
Сам Ильич еще в октябре года с удовлетворением писал матери: «Все нашли, что я растолстел за лето, загорел и выгляжу совсем сибиряком. Вот что значит охота и деревенская жизнь! Сразу все питерские болести побоку! Наконец, именно Бёлль нелегально вывозит на Запад рукописи Александра Солженицына, а после выхода книг посвящает Солженицыну несколько очерков и рецензий. Первым изданием Туве Янссон на русском языке стала повесть «Муми-тролль и комета» в переводе Владимира Смирнова, выпущенная издательством «Детская литература» в году с иллюстрациями автора.
В году вышла «Шляпа волшебника», а в м — сборник, куда вошли «Мемуары папы муми-тролля», «Опасное лето», «Волшебная зима» и «В конце ноября» в переводе Людмилы Брауде. Цикл историй о прелестных обитателях Муми-дола — всевозможных муми-троллях, снорках, хемулях и филифьонках — стал любимым чтением советских, а затем и российских детей и однозначно воспринимался как идиллические сказки. Первая книга цикла — «Маленькие тролли и большое наводнение», — вопреки хронологии повествования, была напечатана позднее.
Между тем она задаёт муми-саге немного более серьёзный тон. Некоторые исследователи отмечают, что первые две сказки, изданные в оригинале в — годах, представляют собой воспоминание о Советско-финской войне — годов.
Бездомные Муми-тролль и его мама, изгнанные из-за тёплой печки, блуждают по лесам и болотам, голодают и едва спасаются от наводнения, смывшего привычный быт и уклад лесных зверюшек, Муми-папа вовсе пропал без вести но в конце, конечно, нашёлся.
Другое явление, которому можно противопоставить сказки Янссон, — гомофобия: например, в одинокой Туу-Тикки из «Волшебной зимы» писательница изобразила художницу Тууликки Пиетиля, с которой прожила 45 лет. Конечно, всё это скорее поводы для вдохновения, чем темы, но теперь русский читатель может познакомиться и с более взрослой жизнью Муми-дола благодаря изданному в году полному собранию комиксов Туве Янссон.
Художница и писательница начиная с года публиковала их в периодике на протяжении 20 лет. Фицджеральд был одним из любимых англоязычных прозаиков советской интеллигенции — можно сказать, мягкой альтернативой Хемингуэю. Хемингуэй и Фицджеральд, кстати, дружили, затем друг к другу охладели, а когда Ф. Фицджеральд был впервые опубликован в СССР достаточно поздно: в году в двухтомнике «Американская новелла» вышел его рассказ «Первое мая» в переводе Татьяны Озерской хотя имя Фицджеральда советский читатель мог встретить у того же Хемингуэя.
Есть в этом трёхтомнике, конечно, и главные романы писателя — «Великий Гэтсби» и «Ночь нежна» в переводе Евгении Калашниковой. Именно её «Гэтсби» начиная с года переиздавался чаще всего — на втором месте сделанный уже в е перевод Сергея Ильина, одна из последних его работ. Тонкое письмо Фицджеральда, его невесёлая биография и, разумеется, флёр «века джаза» — всё это было в глазах советских читателей привлекательным, по-своему возвышенным.
Интерес к биографии материализовался в вышедшей в году книге дневников, документов и писем — во многом она была призвана скорректировать образ Фицджеральда, созданный Хемингуэем в «Празднике, который всегда с тобой». Можно сказать, что открытие Фицджеральда продолжается до сих пор: некоторые его рассказы вышли на русском только в е.
Связано это с тем, что в м истёк срок авторского права на его тексты — после этого, как говорит журналист Владимир Абаринов, Фицджеральда «стали переводить и издавать вкривь и вкось… На сегодняшний день существует шесть переводов «Гэтсби» и пять «Ночи». Думаю, мало кто из иностранных писателей может похвалиться таким обилием версий».
В году тридцатилетний ирландец Сэмюэл Беккет находится на перепутье: его литературная карьера не удаётся опубликованы только сборник рассказов «Больше лает, чем кусает» и стихов «Кости эха» , к тому же после смерти отца и возлюбленной Пегги Беккет справляется с затяжной депрессией. Тогда он решает написать письмо Сергею Эйзенштейну с просьбой принять его на учёбу в Государственный институт кинематографии Москвы.
Эйзенштейн письмо случайно пропустил: заразившись оспой и попав на карантин, он переписывал сценарий фильма «Бежин луг». Встреча Беккета с российским кино произойдет спустя более чем полвека: по мотивам его текстов снимет свой дебютный фильм «Счастливые дни» Алексей Балабанов. Сегодня на русский язык нобелевский лауреат переведён практически полностью. В году «Иностранная литература» публикует «В ожидании Годо» перевод Марии Богословской с характерным предисловием Анны Елистратовой Анна Аркадьевна Елистратова — — литературовед.
С года курировала издания английской и американской литературы в СССР. Полноценно Беккет появляется в России лишь с х годов, большинство его пьес и романов выходят в издательстве «Текст» в переводах Елены Баевской, Валерия Молота, Майи Кореневой и других. Отдельной переводческой задачей стала билингвальность Беккета: он писал и на английском, и на французском; после х годов Беккет активно занимается автопереводами — так что на русский многие тексты переводятся с двойного источника.
Интересно, что при относительно полном собрании переводов Беккет в России не так уж подробно исследован. О симпатии к нему говорили Иосиф Бродский и Саша Соколов, в издательстве «НЛО» выходила книга об абсурде у Беккета и Хармса, libra выпускала биографию писателя в авторстве Аллы Николаевской, Валерий Молот перевёл и издал сборник «Беккет вспоминает, вспоминается Беккет». Наконец, наиболее плотное и основательное исследование творчества Беккета выпустил Анатолий Рясов.
Величайший японский прозаик XX века, для которого русская литература была важнейшим источником вдохновения, был впервые издан по-русски в году: это был довольно большой страницы сборник «Расёмон», опубликованный Гослитиздатом в переводе Наталии Фельдман.
Классические новеллы Акутагавы, в том числе «Ворота Расёмон», «Муки ада» и «Учитель Мори», до сих пор переиздаются в этих переводах, хотя не всех они устраивали — в дневнике Андрея Тарковского находим ворчливое: «Читаю Акутагаву… в чудовищном переводе некоего Фельдмана. Совершенно непонятно, как этот перевод можно было печатать. Полное незнание русского языка». Всё же к работам Фельдман добавились другие: так, подражающие Гоголю рассказы «Нос» и «Бататовая каша» перевёл Аркадий Стругацкий; многие другие тексты — однокурсница Стругацкого Тамара Редько.
Стругацкий был специалистом по японской литературе — и именно его предисловие открывает том Акутагавы в «Библиотеке всемирной литературы», обеспечившей японскому классику место на полках интеллигентных читателей х. Для своего романа «Хромая судьба» братья Стругацкие позаимствовали у Акутагавы идею изобретения, определяющего художественную ценность литературы, — сославшись, разумеется, на первоисточник.
Возможно, интерес советских издателей и читателей к Акутагаве подстегнул фильм Акиры Куросавы «Расёмон» , вольно интерпретирующий два рассказа писателя. В советский прокат он вышел в году, а с го сборники Акутагавы стали издаваться в СССР регулярно. Но куда большую роль здесь сыграл японист Владимир Гривнин: автор диссертации об Акутагаве, он много лет пропагандировал его творчество.
Именно он подготовил и прокомментировал самое полное, четырёхтомное издание Акутагавы на русском: оно вышло в году в рижском издательстве «Полярис» на этом история издательства и завершилась. Американский писатель-фантаст Айзек Азимов был земляком Юрия Гагарина — он родился в селе Петровичи Шумячского района Смоленской области, но в трёхлетнем возрасте был увезён родителями в Америку.
Это, несомненно, ещё способствовало его популярности на бывшей родине. Славу ему принёс сборник рассказов «Я, робот», в котором Азимов сформулировал три знаменитых закона роботехники и внедрил мысль о том, что «роботы лучше людей». Эта мысль стала ответом на ширящийся с наступлением технического прогресса страх перед развитием искусственного интеллекта и восстанием машин.
Перечислять произведения Азимова не представляется возможным, потому что писатель-трудоголик написал около книг. С х его рассказы выходили в СССР в приложении к журналу «Вокруг света», в году вышел сборник «Я, робот» с предисловием советского фантаста Ивана Ефремова, с похвалой отмечавшего, что рассказы и романы Азимова «основаны на логических выводах из научных положений, развитых и продолженных в будущее, конечно, с известными допущениями и отступлениями или неожиданными, но так или иначе обоснованными догадками».
Азимов в самом деле предсказал многие технические достижения: например, электрическую зубную щётку, мультиварку и видеосвязь. Братья Стругацкие в предисловии к сборнику Азимова года — «Путь марсиан» — выделяют в его творчестве не научно-фантастическое, а философское направление, близкое им самим: «Подлинно самобытный Азимов, Азимов-новатор, Азимов-социолог и экспериментатор открывается в таких великолепных циклах, как «Я, робот», «Звёзды как пыль», «На Земле хватает места» и в грандиозной и мрачной утопии, самом значительном его произведении — «Конец Вечности».
После года Азимова издавали ещё больше. В частности, «Амфора» выпустила его нон-фикшн про возможные варианты конца света — «Выбор катастроф». В современном западном мире к Киплингу много нареканий: империалист, колониалист, шовинист, «бремя белого человека». Нарекания эти высказывались ещё при жизни писателя и вскоре после его смерти: Оруэлл писал, что киплинговские убеждения презренны, но книги — незабвенны, Оден полагал, что время «простит Киплинга и его взгляды».
В России же Киплинг оказался почти исключительно детским писателем, притом одним из самых любимых: это и две «Книги джунглей», и «Сказки просто так», и переведённый уже в е «Пак с волшебных холмов». Перевод и мультфильм стали причиной интересного гендерного казуса: пантера Багира в оригинале — самец, но у Дарузес и мультипликаторов она стала женского пола, что коренным образом изменило её образ.
Процитируем статью Марии Елифёровой о гендере в переводах детской литературы: «В оригинале образ Багиры совершенно однозначен — это герой-воин, снабжённый ореолом романтического восточного колорита. Он противопоставлен Шер-Хану как благородный герой разбойнику. Тем не менее Багира-самка получилась столь убедительной, что стала чуть ли не ролевой моделью: «В сознании россиян Багира является эталоном женственной сексуальности».
По первым ссылкам в «Яндексе» по запросу «Багира» Елифёрова нашла «три салона красоты, две студии танца живота, один магазин, торгующий костюмами для танца живота, один салон эротического массажа и одно использование в качестве женского ника в интернете.
Киплинг бы удивился». Русский Киплинг начался ещё в XIX веке: популярностью пользовались его «индусские рассказы» педагоги рекомендовали их для детского чтения и романы: «Отважных мореплавателей», написанных в году, до го переводили дважды, автор одного перевода — знаменитая нигилистка Александра Каррик.
Без большой задержки появились на русском и другие романы Киплинга — «Свет погас» и «Ким». В году Лев Толстой в набросках к трактату «Что такое искусство? Десятью годами позже Киплингу присудили Нобелевскую премию, и в м Александр Куприн пишет о нём почти восторженную статью: «Могущество средств, которыми он обладает в своём творчестве, прямо неисчерпаемо», — при этом, по мнению Куприна, «только узость идеалов Киплинга, стеснённых слепым национализмом, мешает признать его гениальным писателем».
В начале х книгу своих переводов киплинговских стихов издала ученица Гумилёва Ада Оношкович-Яцына, и самого Гумилёва не раз сравнивали с Киплингом; собственно, киплинговская победительная нота слышна в стихах советских поэтов, прямо или косвенно наследующих Гумилёву в первую очередь у Николая Тихонова.
Разумеется, долгое время не могло быть и речи о публикации антибольшевистских стихотворений Киплинга — «Мировая с медведем» и «Россия — пацифистам»; последнее стихотворение много позже перевёл Михаил Гаспаров, именно из его версии — знаменитая строка «Империя строилась триста лет и рухнула в триста дней!
Американец Джек Лондон имел с Россией неожиданные связи: между публикациями его приключенческих романов «Зов предков», «Морской волк», «Белый клык» и т. Лондон отправился журналистом на Русско-японскую войну. В Японии он был ненадолго арестован, поскольку его приняли за русского шпиона. Американский журналист в своих материалах сочувствовал русским. Важнейший роман Лондона «Мартин Иден» вышел в году. В России его перевели почти сразу: газета «Русские ведомости» в году писала, что Лондон «вероятно, самый оригинальный американский беллетрист наших дней», его хвалили Леонид Андреев и Александр Куприн.
Зато Чуковский писал о нём следующее: «Дешёвка. Скулы сводит от скуки». Сам Джек Лондон обожал Максима Горького — так, он выступал рецензентом переведённого на английский романа «Фома Гордеев», назвав книгу «большим» романом: «В ней не только простор России, но и широта жизни».
Сам Горький же, побывав в Америке в году, высоко оценил творчество Лондона: «Джек Лондон пробил огромную брешь в литературной плотине, которая окружала Америку с тех пор, как средний класс, состоящий из промышленников и лавочников, пришёл к власти», а на вопрос, правда ли Лондон популярен в России, ответил: «Очень.
Вы знаете, это очень ободряющий признак. Он оказывает огромное влияние на молодую Россию». Популярность Лондона в СССР и России и лёгкость, с которой он приходил к читателям, объяснялась просто: идеям социализма он симпатизировал, был членом Социалистической рабочей партии, а в своих книгах воспевал несгибаемость духа и нематериальные ценности — дружбу, честность, трудолюбие, справедливость, что в СССР пропагандировалось и было очень «советским», близким и понятным.
Ну и, наконец, Джека Лондона любил Ленин: во время его последней болезни Надежда Крупская читала ему лондоновский рассказ «Любовь к жизни» — факт, отражённый во многих советских предисловиях. Американского писателя Джона Стейнбека в Советском Союзе сначала любили, а потом ненавидели. Он побывал здесь трижды: в м, застав начало Большого террора и дело Тухачевского, в м с военным фотографом Робертом Капой, результатом чего стал «Русский дневник», и, наконец, в м — уже как нобелевский лауреат встретился с молодыми писателями журнала «Юность».
Вышедший в году роман «Гроздья гнева» в США прочли как коммунистический что не помешало Стейнбеку получить за него Пулицеровскую премию, а Конгрессу — провести слушания об условиях жизни сезонных рабочих. В СССР книгу тут же перевели на русский и издали огромным тиражом. Роман стал культовым. Друживший со Стейнбеком Евгений Евтушенко не раз вспоминал историю про своего дядю — начальника автобазы: во время внезапной встречи с американцем он умудрился пересказать роман, который читал ещё до войны.
Книге о путешествии по послевоенному Советскому Союзу повезло меньше: в США «Русский дневник» был издан в м, в России — только в х. Первые скажут, что он антирусский, вторые — что он прорусский», — писал сам автор. Тем не менее Стейнбека продолжали печатать: к последнему визиту в м вышли «Путешествие с Чарли в поисках Америки», «Квартал Тортилья-Флэт», «О мышах и людях», «Зима тревоги нашей» — последним романом зачитывалась вся советская интеллигенция.
Встреча Стейнбека с сотрудниками журнала «Юность» — Аксёновым, Розовым, Ахмадулиной, Вознесенским — для многих шестидесятников стала событием знаковым. Писатель предложил рассказать, что авторам не нравится в их стране.
Молчание затягивалось. Тогда он обратился к девушке, много курившей и бывшей явно не в духе, с вопросом, в чём причина её грусти в «вашей самой замечательной, самой безукоризненной, самой уникальной стране без малейшего, даже очаровательного, недостатка?
Позже Вознесенский напишет:. Люблю, когда выжав педаль, хрустально, как тексты в хорале, ты скажешь: «Какая печаль! Нас может быть четверо…». Охлаждение к Стейнбеку началось после войны во Вьетнаме — в году газета Newsday опубликовала его статьи о поездке на фронт, в которых Стейнбек поддержал вторжение. Впрочем, о подобных войнах за несколько лет до этого всё сказал тот самый дядя Андрей:. Нам, русским, нечего с вами, американцами, делить, кроме глупости… — усмехнулся дядя, опрокидывая на пару со Стейнбеком ещё по стопке водки.
Ну, вздрогнем! Первое знакомство советского читателя с Джоном Фаулзом состоялось в м: тогда в «Иностранной литературе» появилась повесть «Башня из чёрного дерева», переведённая Константином Чугуновым человеком с удивительной биографией: он прошёл путь от зоотехника и агента НКВД до заместителя главного редактора «Иностранки».
Чуть позже, в м, в сборнике «Писатели Англии о литературе» был опубликован переведённый Николаем Пальцевым отрывок из философской автобиографии «Аристос». Этот отрывок вряд ли мог произвести тогда на кого-то большое впечатление: полностью «Аристос», возможно самая глубокая вещь Фаулза, вышла в России много позже. В своей статье на смерть Фаулза Андрей Кротков выражается весьма изысканно: «…Фаулз — первый ультра- и мегасовременный беспартийный английский прозаик, вторгшийся в русскочитающее пространство после долгих лет уверений, что на английском литературном Олимпе безраздельно господствует коммунист Джеймс Олдридж, у бронзового подножия которого в убывающей прогрессии копошатся Норман Льюис, Алан Силлитоу, Сид Чаплин, Стэнли Барстоу и Джек Линдсей, а где-то в отдалённой перспективе маячат Чарлз Перси Сноу, Уильям Голдинг и Джон Пристли, происшедшие на свет от осеменения марксизмом диккенсовско-голсуорсиевского племенного материала».
Тем не менее создаётся впечатление, что первые российские публикаторы писателя не всегда понимали, с кем они имеют дело: так, дебютный роман Фаулза «Коллекционер» в русскоязычном издании года был назван «эротическим детективом». В самом деле: молодой служащий и коллекционер бабочек Фредерик Клегг похищает девушку Миранду Грей и запирает в подвале загородного дома.
Чем не эротический детектив, в котором имена героев восходят к пьесе Шекспира ведь именно «Бурю» Миранда перечитывает в подвале? В м Виктор Пелевин написал эссе «Джон Фаулз и трагедия русского либерализма», в котором отозвался о публикаторском жанровом определении так: «В каком-то смысле это обман читателя — под видом щей из капусты ему подсовывают черепаховый суп».
Эссе, кстати, было посвящено полемике с Александром Генисом о понятии «совок»: «Совок влачил свои дни очень далеко от нормальной жизни, но зато недалеко от Бога, присутствия которого он не замечал». Вернёмся к Фаулзу. Более адекватное восприятие пришло в е. Мистико-философский роман «Волхв», в котором молодой преподаватель Николас Эрфе сталкивается с загадочным миллионером на греческом острове Фраксос, — это одновременно интерпретация «Общества спектакля» Ги Дебора Ги Дебор — — французский философ, революционер и художник-авангардист.
Бросил учёбу, стал участником леворадикальных кругов послевоенной Франции. В году вместе с женой организует движение, соединившее в себе сюрреализм, дадаизм и государственный марксизм, — «Ситуационистский интернационал», оставшийся в искусстве XX века как ситуационизм.
В году публикует главный труд «Общество спектакля», в котором критикует капитализм, усиление роли СМИ и индустрии развлечений. Существует и альтернативный перевод — «Маг» Юлии Рыбаковой, на фоне более удачной версии Кузьминского почти не замеченный. В двух переводах существует и «Дэниел Мартин»: сначала в м он вышел в «Иностранной литературе» перевод Юрия Здоровова , затем, в м, в издательстве «Махаон» перевод Ирины Бессмертной. Именно «Махаон» вместе с «Вагриусом» в начале XXI века отвечали за «русского Фаулза» — позднее подключилось «АСТ», и к этому времени английский писатель уже был безоговорочно признан классиком.
Первые переводы Олдоса Хаксли на русский язык появились относительно рано: в году в издательстве «Время» тиражом экземпляров был опубликован его роман «Сквозь разные стекла» «Point Counter Point», в переводе Марии Абкиной, причём имя автора транслитерировали как Альдос Гексли.
Советская критика роман не оценила, и в целом его выход прошёл незамеченным — хотя книга и понравилась Горькому. Перевод Абкиной с тех пор не переиздавался. Знаменитый на Западе автор оставался неизвестным в СССР вплоть до года, когда на русском языке вышли сразу две его книги: «Шутовской хоровод» и всё тот же «Point Counter Point» под заглавием «Контрапункт» в переводе Игоря Романовича.
Через год после этого Романович, один из лучших переводчиков школы Ивана Кашкина, был арестован и осуждён на 10 лет. Он погиб в лагере в году. Появлению этих двух переводов в году предшествовало выступление Хаксли на конгрессе защиты культуры, из которого стала понятна его антифашистская позиция. В году в журнале «Интернациональная литература» появились даже первые три главы знаменитой антиутопии «Дивный новый мир», которая никак не соответствовала советской конъюнктуре.
Её ожидаемо много критиковали, обвиняя в неправильном понимании семейных ценностей, но и немного хвалили. Впрочем, ближе к концу сталинской эпохи Хаксли был однозначно записан во враги. В году в «Литературной газете» вышла рецензия Анны Елистратовой, — пожалуй, главного официозного специалиста по английской словесности — на роман «Обезьяна и сущность». Называлась рецензия «Оруженосец поджигателей войны».
О романе, в котором Хаксли предупреждал об опасности атомного оружия, Елистратова пишет так: «Стращая читателей выдуманными нелепыми «ужасами», Олдос Хаксли вместе с другими литературными агентами американского империализма тщетно пытается парализовать волю многомиллионных трудящихся масс всего мира к борьбе за мир, за демократию» при этом, как указывает исследовательница Ирина Головачёва, статья вышла через несколько дней после первого советского ядерного испытания.
В книге года с характерным названием «Против философствующих оруженосцев американо-английского империализма» пацифиста Хаксли обзывают человеконенавистником. Сам Хаксли при этом с симпатией относился к советским литераторам: в его переписке можно найти сочувственные отзывы о прозе Пантелеймона Романова и Лидии Сейфуллиной.
Словом, неудивительно, что Хаксли был одним из последних крупных британских прозаиков, напечатанных в Советском Союзе. В году в Вильнюсе выходит перевод его первого романа «Жёлтый Кром» в том же году другой перевод этого романа издаёт американский «Ардис».
В м в «Художественной литературе» вышла книга его новелл. Разруганная в м «Обезьяна и сущность» вышла 41 год спустя в переводе Ивана Русецкого.
Другие важнейшие вещи Хаксли — такие как вдохновлённое психоделиками эссе «Двери восприятия», роман года «Слепец в Газе» и поздняя утопия «Остров» — были переведены уже после года и много раз переиздавались.
Когда в —х годах в Великобритании появляется мода на русофильство — распространяется миф о «загадочной русской душе», а интеллигенция открывает для себя русскую музыку и балет, — в кружке Блумсбери Группа английских интеллектуалов, писателей и художников, собиравшихся в богемном лондонском районе Блумсбери.
Кружок был основан отцом Вирджинии Вулф Лесли Стивеном. В «Дневниках писательницы» Вирджиния Вулф вспоминает разговор с философом Джорджем Муром о недостатках современной английской литературы в сравнении с Львом Толстым, а в письме Джанет Кейс говорит: «Из ныне живущих английских писателей нет ни одного, кого бы я уважала.
Вот и приходится читать русских». Такие сравнения ей вообще свойственны: русские «видят дальше нас, они лишены наших вопиющих дефектов видения», русских отличает «сочетание простоты и необычайной душевной тонкости». Увлечение русскими авторами отразилось в романах молодой писательницы: от Тургенева она узнаёт о «множественном я», под влиянием Достоевского экспериментирует с тёмными областями психологии, в «Миссис Дэллоуэй» появляется идея двойников Кларисса — Септимус , а в экспериментальной «Комнате Джейкоба» Вулф сама признавала чеховское влияние.
Русская литература ответила английской модернистке взаимностью много лет спустя. В советский период её романы не переводились по политическо-эстетическим соображениям — «Миссис Дэллоуэй», «На маяк» и «Орландо» были изданы в переводах Елены Суриц только в , и годах. За последнее десятилетие появились переводы эссе и записных книжек писательницы. Главный редактор «Иностранной литературы» Александр Ливергант написал биографию «Вирджиния Вулф: Моменты бытия», а современные исследовательницы всё чаще сосредоточены на феминизме и гомосексуальности в её работах.
Так, эссе «Своя комната», в котором Вулф рассуждает о женской литературе, свободе и ограничениях писательниц, считается одним из первых манифестов феминизма — в последние годы он переводился на русский дважды. В бурной биографии Ярослава Гашека были русский плен, вступление в РКП б в Москве и работа агитатором в Красной армии — всё это подробно описано в его «Бугульминских рассказах» , но материала в гашековском российском анабасисе хватило бы на целый авантюрный роман.
Находясь в Киеве, Гашек сочинил повесть «Бравый солдат Швейк в русском плену» — именно она, а не более ранние рассказы о Швейке легли в основу его главной вещи, «Похождений бравого солдата Швейка». Если Швейк, о котором Гашек писал до Первой мировой войны, — «идиот на военной службе», в самом деле беспечный и слабоумный олух, то в романе он — умный симулянт, который попал в водоворот исторического идиотизма и умудряется в нём не просто выживать, но и неплохо себя чувствовать.
Фон романа не менее важен, чем герой: милитаристская истерика и сегодня немедленно вызывает в памяти «Швейка». Швейк сделался в Чехии народным героем, но в России его полюбили почти так же сильно.
И это заслуга переводчика: перевод Петра Богатырёва стал каноническим. Его «Швейк» был не первым: с по год публиковался перевод Герберта Зуккау, выполненный с немецкого. Перевод Богатырёва, сделанный, разумеется, с чешского, вышел также в м: это были первые две части.
В м богатырёвский «Швейк» был опубликован полностью и впоследствии ещё перерабатывался: окончательный вариант, который мы читаем сегодня, появился в году. В м вышла большая книга Сергея Солоуха «Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка» — не к роману, а именно к переводу хотя и к роману тоже. Признавая работу Богатырёва «чудесным и трогательным подвигом», Солоух утверждает всё же, что переводчик, «освободив текст от всего национального и специфического, непонятного и неприятного, сделал роман о западных славянах своим, родным там, где и мечталось автору оригинала», подверг «Швейка» «полной и абсолютной русификации».
Солоух берётся показать сугубо чешскую суть гашековской книги. Но его труд не отменяет того факта, что перевод Богатырёва в самом деле стал огромным фактом русской культуры: по количеству цитат-мемов он, пожалуй, приближается к дилогии Ильфа и Петрова.
Журнал «Иностранная литература» решил выбрать какую-нибудь книгу популярного на тот момент в Америке писателя, но не мог определиться с выбором: где-то у Кинга были «не те» главные герои, а где-то затрагивались религиозные вопросы, чуждые советскому гражданину. Выбор пал на роман «Мёртвая зона», а перевод поручили Сергею Таску, которому пришлось помучиться с переводом слова fuck , чтобы угодить советской цензуре.
Последнее у него не вышло: из перевода полностью выбросили главу, где можно было, во-первых, понять, как мыслит герой маньяк , а во-вторых, этот герой напевал себе песню The Beatles «Back In The USSR». Но даже в таком сомнительном виде перевод «Мёртвой зоны», вышедший в году, стал громким литературным событием. Спустя два года в журнале «Звезда» вышла «Воспламеняющая взглядом» в переводе того же Таска, потом в журнале «Вокруг света» в сокращённом виде была издана повесть «Туман» в переводе Александра Корженевского: повести было предпослано предисловие о том, что Кинг со своим «Туманом», очевидно, выступает против ядерной мировой войны.
В е Россия догоняет весь остальной мир, для которого Кинг — один из главных писателей. Его книги невероятно популярны, и издатели хотят переводить его больше. Во второй половине х годов издательство «АСТ» полностью выкупило права на Кинга в России, но с переводами Кингу в России катастрофически не везло.
Притчей во языцех стал переводчик Виктор Вебер: его работу особенно часто критикуют за невнимательность и вольное отношение к оригиналу. Ситуация изменилась в конце х, когда за Кинга взялись другие переводчики, — но продлилось это недолго: в году Кинг, как и многие другие авторы, отказался публиковаться в России.
Учился на юридическом факультете Новороссийского университета в Одессе и в Мюнхенской академии художеств. После покупки одной из его картин Павлом Третьяковым переезжает в Москву. Участвует в выставках передвижников, входит в объединение «Мир искусства».
В году Пастернак первый раз уезжает в Англию, а после революции года переезжает в Германию, где работает над портретами Эйнштейна, Рильке и Осборна.
Пожалуй, ни один другой иностранный автор не имел с этой страной такой связи, как Рильке: Россия стала частью его личной метафизики, религиозного и творческого пути. Он приезжает в Россию дважды — в и годах. В перерыве между поездками учит русский и переводит стихотворения Лермонтова и Гиппиус, «Слово о полку Игореве» и чеховскую «Чайку».
Любопытно, что в его собственном творчестве русская тема почти не отразилась разве что в «Рассказах о Господе Боге» и нескольких стихотворениях. Автор монографии «Рильке и Россия» Константин Азадовский объясняет этот феномен опытом встречи принципиально иного рода: ощущение России сформировало эстетические взгляды и философию поэта. Она сделала меня тем, что я есть; внутренне я происхожу оттуда, родина моих чувств, мой внутренний исток — там Первые переводы его стихов на русский появляются уже в е годы, в е его переводят, в частности, Владимир Маккавейский и Вадим Шершеневич — а уже в е Рильке перестают издавать в СССР по идеологическим причинам, что не мешает русским эмигрантским изданиям переводить его и печатать.
В м завязывается тройственная поэтическая переписка: Рильке — Пастернак — Цветаева. О знакомстве, предопределившем его судьбу, Пастернак напишет в автобиографической «Охранной грамоте» — десятилетним мальчиком он увидел на тульском перроне летнего Рильке, который на много лет станет его поэтическим наставником даже в «Стихах Доктора Живаго», написанных поздним Пастернаком, чувствуется сильное присутствие Рильке.
Для Цветаевой это знакомство было недолгим, но бурным, граничащим с влюблённостью. Пораженная внезапной смертью Рильке, она напишет и посвятит ему поэму «Новогоднее»:. Но такой и вещи Не найдётся — от тебя отвлечься. Каждый помысел, любой, Du Lieber, Слог в тебя ведёт — о чём бы ни был Толк пусть русского родней немецкий Мне, всех ангельский родней! Всё как не было и всё как было. Всплеск интереса к Рильке в России приходится на е, когда выходит несколько книг новых переводов среди переводчиков — Тамара Сильман, Альберт Карельский, Константин Богатырёв.
Ну а в х начинается настоящий переводческий бум: издаётся практически всё поэтическое и прозаическое наследие Рильке. Из недавних изданий отметим работы издательства libra: двухтомный дневник о колонии художников Ворпсведе и «Книгу часов» в переводе Алёши Прокопьева. Томас Стернз Элиот — «поэт необсуждаемой величины», — говорила Ольга Седакова. Его творческий метод не настолько радикален, как у Эзры Паунда, — и, наверное, поэтому ему удалось добиться более широкой известности.
Поэзия Элиота выносит диагноз обществу модерна: его главные тексты «The Waste Land» «Бесплодная земля» и «The Hollow Men» «Полые люди» определяют время бессмысленности и тревоги, пустоты как основополагающего экзистенциального переживания.
При очевидных эстетических расхождениях с Советским Союзом первый сборник Элиота был опубликован в переводе Андрея Сергеева в году. Другие стихи стали появляться уже после х. Переводчик Григорий Кружков сравнивал Элиота с Пастернаком оба — нобелевские лауреаты, почти ровесники, оба изучали философию в Марбурге, и популярность их пришлась на одно время : «…Пастернак начинает там, где Элиот заканчивает. В этом всё дело. Он отталкивается от страха и отчаяния и идёт дальше, намного дальше.
Он показывает возможность веры, рождающейся не из глубины отчаяния, а из чувства благодарности, которое никогда не должно оставлять человека». Поздний Элиот — человек, разуверившийся в своём скепсисе и пришедший к Богу. Эта иная трепетность и одновременно ирония чувствуется в стихотворении «На смерть Т.
Элиота» Иосифа Бродского, написанном в ссылке. Своё раннее увлечение Элиотом Бродский объяснял литературной модой в кругу Ахматовой и переводчика Андрея Сергеева, проводника Бродского в зарубежную поэзию. В одном из поздних интервью Бродский говорил: «Вначале я был очарован Элиотом.
Чем меньше я знал английский, с тем большим энтузиазмом я к нему относился. И наоборот, чем я больше узнавал этот язык, тем меньшее впечатление на меня производил Элиот». Первая треть XX века для испанской поэзии была временем расцвета, сопоставимого с Серебряным веком. Однако за переводы современников — Хуана Хименеса, Антонио Мачадо, Мигеля де Унамуно-и-Хуго или Федерико Гарсиа Лорки — в России взялись только в е: до этого основанные Горьким «Всемирная литература» и Academia заполняли лакуны испанского золотого века, повторно и впервые переводя Сервантеса, Лопе де Вегу, Кальдерона и других.
Андалузца Лорку, одного из важных представителей испанской авангардистской группы «Поколение 27 года», в Советском Союзе особенно полюбили после его смерти — как жертву фашистского режима: летом года, в самом начале Гражданской войны, Лорка был расстрелян франкистами на обочине дороги неподалёку от Гранады.
Поводом для его убийства стали, по разным версиям, симпатия к Народному фронту или гомосексуальность о последней, впрочем, в советское время умалчивалось. В этом и состоит феномен Доренко — он не только с лёгкостью меняет взгляды в зависимости от смены взглядов хозяина, не только с тем же творческим ражем творит новую «легенду», но и делает это предельно откровенно, вдохновенно, страстно.
Ирина Петровская Но дело о коробке впечатается в анналы навсегда.. А военные репортажи с места событий, на одной броне с молодняком и в тех же кабинетах с Рохлиным? Всамделишная соль земли, без массовки и курирующих её шкафов по краям кадра. Ныне почившая в бозе Lenta.
Новатор целого жанра ютуб-интервью и десятков его последователей когда-то мог выгадать интервью у главы государства перед выборами го уже второй вопрос - зачем, после разыгранного как по нотам эфира Познера с Медведевым образца го года. Аккумулировав тумен подписчиков за счёт эпизодов с представителями медиа-культуры, Дудь иноагент изредка выстреливал записями прямых и часто, по условиям таких гостей, не обрезанных конфронтаций с представителями пропаганды, где гегемон Киселёва одним из первых показал всю дряблость и слабую подготовку ведущего, отчего последний сыпался два часа к ряду.
Большинство эпизодов ещёнепознер - особенно сборные - выстроены по схожему сценарию, где площадка и интервьюер практически растворяются на фоне гостя.
Вся кремлевская рать. Краткая история современной России , Михаил Зыгарь иноагент : история России на всём протяжении правления Владимира Путина. Лимбическая сила! Как ловят маньяков в России , Саша Сулим : история самого кровавого убийцы в России и рассказ о людях, которые профессионально искали, находили и сажали в тюрьму серийных преступников. Сердце русской тьмы , Максим Мартемьянов : трилогия о бывшем милиционере, отсидевшем 13 лет за убийство - схиигумене Сергии, что построил на Урале пять монастырей и собрал вокруг себя многочисленную фанатичную паству.
Спасибо за уделенное время! Напомним, правилами сайта и сообщества запрещено публиковать данные третьих лиц - только СВОИ. Дочитал с трудом до "Настоящее время" вспомнил про то что это перелицованное радио свобода, не смог увязать с пафосными высказываниями о настоящей журналистики, пролистал дальше не читая, увидел дудя и дождь, понял о какой "настоящей журналистике" речь, послал автора на известную гору в андах.
Пожалуйста, будьте вежливы! В новостных и политических постах действует Особый порядок размещения постов и комментариев. Легонько пробежимся по знаковым материалам и фигурам, за ними стоящих. Если у тебя, читатель, в закромах есть нечто похожее - добавляй в комменты.
В результате гвозди вбиты только в руки и ноги Спасителя, и Он в благодарность за поступок цыгана дает всем его соплеменникам такую поблажку: для вас, цыган, воровство не будет вменяться в грех", Мифы и Легенды цыганского мира. После массового исхода с НТВ, наследников раннего видения канала не раз и не два показушно притаптывали - вспомнить хотя бы не вышедший эпизод Школы Злословия , где Парфенова клевали в течение часа личными придирками и "туманностью изречений".
Что почитать?
