Oldich dress & drink
Все у вас уже есть внутри, и вы удивитесь, на что способны и время, проведенное у нас станет станет бесценным и незабываемым опытом зимних дней! В парке Горького появится стилизованная под английский сад терраса Garden. Днем это приятное и доброе кафе, но каждый вечер здесь проходят жаркие вечеринки с живой музыкой. Победители олимпийских игр всенародно прославлялись, в их честь воздвигались статуи.
Есть такие наряды, которые надевать опасно: обязательно выпьешь лишнего, вот с этим дружком у меня всегда такая история.
Эта юбка по характеру очень напоминает черные ботинки Kenzo, ко всему подходит, со всем сочетается, поэтому и ношу ее довольно часто. На фоне моей общей старомодности эта майка очень модная. Туфли купила в «Цветном», не умею носить обувь на каблуках, но иногда выкрутиться не получается, вот на этот случай у меня есть они: удобные, стойкие, нарядные. В повседневной жизни из украшений ношу только это кольцо, мне его подарил Остап Бакин, который его и смастерил.
Любуюсь всеми украшениями, которые делает этот человек. Мои родственники привезли этот бомбер из Лос-Анджелеса и, как вы уже догадались, подарили мне. В цветущих садах бомбер выдает чудеса мимикрии. Кеды Acne купила в КМ Это старые, удобные развалюхи, но без них мне не жить. Жакет винтаж с набивным рисунком по шелку. На нем изображены райские птицы, цветы и растения невиданной красоты. Кажутся милыми и безобидными, но это обманчивая видимость. Они вредные и все время натирают ноги.
Милая рубашка с рюшками. Всем известно, что человечество уважительно относится к рюшкам. Рюшки, можно даже сказать, — пропуск в мир добрых слов и лестных похвал. Возлагаю на эту рубашку большие надежды. Онлайн-журнал об интересах и возможностях современных женщин. Использование материалов Wonderzine разрешено только с предварительного согласия правообладателей. Все права на картинки и тексты принадлежат их авторам.
Сайт может содержать контент, не предназначенный для лиц младше 18 лет. Мы используем cookie, чтобы собирать статистику и делать контент более интересным. Также cookie используются для отображения более релевантной рекламы.
Вы можете прочитать подробнее о cookie-файлах и изменить настройки вашего браузера. Wonder zine. Платье Taya. Подарила дизайнер Таисия Ганжа. Это платье — ее дивная работа. Платье Inshade, винтажная куртка.
Платье Bro, кроссовки Nike. Платье Maison Martin Margiela. Винтажное платье, ботинки Kenzo. Жилетка, винтаж. Комбинезон неизвестной марки, жакет Carven. Кожаная юбка Taya, футболка Christopher Kane. Благодаря им улица изумительно преображается в дневное время. А вечером Большая Дмитровка на короткое время становится очень нарядной и буржуазной: театры принимают и отпускают зрителей, а возле Nobu на местах, где запрещена любая парковка, выстраиваются машины типа «мечта». Все эти волны разного вида и назначения людей почти не смешивались во времени.
И вдруг открылся «Олдич», и стройные ряды улицы немного вздрогнули и смешались, их потоки будто завертелись в водоворотах. Центром притяжения оказалось удивительное место.
То ли магазин, то ли кафе, то ли музыкальный клуб. С одной стороны, там на вешалках рядами висели пахнущие старой пудрой тонкие шелковые наряды с ручной работы кружевами. С другой стороны, в первый же новый, год туда приехал петь Марк Алмонд. С третьей стороны — повар, переманенный, говорили, из «Марриотта» повар Федор Тардатьян на самом деле начинал карьеру в ресторане отеля «Метрополь». Я с замиранием сердца первый раз вошла туда: вдруг в исполнение мечты вкралась какая-нибудь ошибка.
Например, наглый официантик, который забудет принести сдачу.
Или плохая пенка в капучино. Но ничего такого не случилось. Меню было короткое и убедительное, сервис был светским, стулья и столы были правильной высоты по отношению друг к другу и да, я умею придираться. Бонусом шел невероятный, невиданный, роскошный, викторианский интерьер на двух этажах.
Через полгода кафе неизбежно выплеснулось из подвала на первый этаж с шелестящими платьями, и в огромной витрине вместо инсталляций с сухими деревьями встали старинные столы, вокруг расселись люди с серебристыми компьютерами, в шандалах зажглись свечи. Живой этот театр в окне был лучшей рекламой месту. Но «Олдич» уже в ней не нуждался: он сразу стал местом силы всей Большой Дмитровки и не только. Мы перестали выходить на Дмитровку в обеденный перерыв, все лето прошлого года мы назначали встречи только «на террасе, в арку и направо».
Там собиралась самая красивая дневная толпа. Безумная, расточительная, декадентская роскошь царила там: висел багряный атласный занавес с золотыми, кажется мне сейчас, кистями, охапки полевых цветов стояли на столах, свечи в виде женских головок подпирали стопки пожелтевших книг прямо под открытым небом, виноград, привезенный прямиком из Германии, с невиданной в наших краях жизненной силой увивал стены и тянулся к прокурорским окнам.
Да-да, к прокурорским, ибо с того момента, когда девушкам запрещали появляться в прокуратуре в брюках, она, что твой виноград, разрослась, разветвилась и цепко оплела всю улицу Большая Дмитровка. Погас свет московских негасимых окон или сменился на холодный дневной, исчезли мансарды художников, которые так любили фотографировать из редакционного пентхауса журналисты, закрылся цех веселых пирожниц напротив — там встал деловой центр, полностью заняв собой двор со старыми деревьями.
Забегала выпить кофе, купить свитер или просто ошеломить очередную подругу чучелом зайца и французской линейкой ароматов в черных вампирских флаконах с черными шелковыми грушами-пульверизаторами. Владелица Маша появлялась иногда со своими безупречно воспитанными красавцами-сыновьями, одетыми в костюмы-двойки, иногда заруливала во двор на открытом «порше» темно-зеленого цвета, всегда была одета в неизменные светло-голубые джинсы и желтые ботинки, курила на ступеньках и улыбалась великолепной фирменной улыбкой.
Рассказывала, что второй «Олдич» вот-вот откроется в парке Горького. А потом осенью опустела летняя терраса и не заработала больше никогда.
За клочок земли, куда вмещалось 10 столов, попросили цену, как за замок во Франции. Багряный шелк исчез, немецкий веселый виноград больше не вьется, и официантки не приносят больше пледы с вышитой буквой «О».
Там встали чужие машины за шлагбаумом. А потом закрылся и сам «Олдич». На двери повесили объявление, что он переезжает в парк Горького, но нам-то, нам-то как жить? Больше не толпятся по вечерам на ступеньках люди, вышедшие покурить в антракте на каком-нибудь концерте, не плещет платьем гипсовая Мэрилин в окне, и официантки не приносят куриный паштет и душистый фруктовый чай.
Исчезло место силы, и как будто поставлена точка в моей личной длинной истории с этой улицей. Чего уж там, бывали у меня на этой улице потери и покруче, но не было печальнее. Я пережила тут открытие нового помещения Президиума московской городской коллегии адвокатов, которое разубрал мрамором и дубом легендарный генерал Дима — Дмитрий Якубовский, и пережила его же закрытие — президиум переехал в другую часть Москвы.
Я пережила закрытие «Зеленого огонька», «Шоколадницы», сладкого цеха во дворе, закрытие «Тортов» на Столешниковом — лучшего кондитерского магазина Москвы. Я пережила страшный, как война и бомбежка, ремонт лета прошлого года, когда по ночам автоматными очередями стучали отбойные молотки, а из Совета Федерации до утра сбрасывали по жестяному желобу стекло и бетон в гулкие грузовики.
Я пережила превращение Дмитровки в гранитный мавзолей со страшными черными урнами для цветов, о которые каждый день в кровь разбивают икры прохожие, — и зачем надо было расширять тротуары втрое, если их наполовину заставили этими каменными колодами? Я пережила даже закрытие «Симачева» и его возвращение, но не возрождение: так по амнистии, притихший, смущенный, потерявший руку, читай — летнюю веранду, появляется домой каторжник. Я даже смогла вынести залихватские, срубленные на скорую руку коробейниковы избушки, которыми заполонен теперь, что ни праздник, элегантнейший когда-то Столешников переулок или «Столешниковский», как его называли на объявлениях о ремонте безграмотные чиновники.
